Позади неприлично весело и вызывающе громко шумел ресторан — излюбленное место встреч русскоязычных эмигрантов уже много лет. Я летела по лестнице вниз, расталкивая гостей, поднимающихся в зал после салюта. Новогодняя ночь. Первые полчаса наступившего года. В распахнутом кафтане Снегурочки и с телефоном в руке, перепрыгивая через ступени, бежала на парковку, где была хоть какая-то связь и ловил инет. Меня ухватили за рукав:
— О, Снегурка. Можно фото?
— Да, конечно. Сейчас поднимусь.
— Мы быстро.
— Две минуты. Мне сообщение только отправить.
— Смотри, Снегурка…
Мы отработали этот карнавал, и единственным желанием сейчас было написать важные слова важному человеку.
Последнее время у нас с Олегом образовался овраг, который неизбежно превращался в пропасть. Олег отдалялся медленно, но уверенно. Мы уже не разговаривали за ужином, не посвящали друг друга в планы, не смеялись. На мои бесконечные бабские вопросы он отвечал неизменным «посмотрим», чем просто выводил из себя. В отместку я фыркала и демонстративно залипала в телефоне. Мы оба были не сахар. Я оправдывала его: нежная, творческая натура, к тому же навалились проблемы. Себя оправдывала тем же самым. В наших отношениях уже не было взаимности, я это чувствовала.
Позади неприлично весело и вызывающе громко шумел ресторан — излюбленное место встреч русскоязычных эмигрантов уже много лет. Я летела по лестнице вниз, расталкивая гостей, поднимающихся в зал после салюта. Новогодняя ночь. Первые полчаса наступившего года. В распахнутом кафтане Снегурочки и с телефоном в руке, перепрыгивая через ступени, бежала на парковку, где была хоть какая-то связь и ловил инет. Меня ухватили за рукав:
— О, Снегурка. Можно фото?
— Да, конечно. Сейчас поднимусь.
— Мы быстро.
— Две минуты. Мне сообщение только отправить.
— Смотри, Снегурка…
Мы отработали этот карнавал, и единственным желанием сейчас было написать важные слова важному человеку.
Последнее время у нас с Олегом образовался овраг, который неизбежно превращался в пропасть. Олег отдалялся медленно, но уверенно. Мы уже не разговаривали за ужином, не посвящали друг друга в планы, не смеялись. На мои бесконечные бабские вопросы он отвечал неизменным «посмотрим», чем просто выводил из себя.
В отместку я фыркала и демонстративно залипала в телефоне. Мы оба были не сахар. Я оправдывала его: нежная, творческая натура, к тому же навалились проблемы. Себя оправдывала тем же самым. В наших отношениях уже не было взаимности, я это чувствовала.
Хотя кризис после четырех лет — дело обычное, с кем не бывает. Внешне, однако, все выглядело вполне гармонично: общие проекты, рождественские ужины с родней, подарки — аккуратно завернутые, подписанные и сложенные под елку — выезды на дачу, совместные отпуски с детьми. И мое глубочайшее убеждение, что этот шероховатый период — не что иное, как отголоски усталости и рабочей загруженности. За день до ночи с салютами, шампанским и фальшиво улетным весельем я все же позволила себе за завтраком задать вопрос:
— Какие у нас планы на Новый год?
— Никаких. Хочу хоть одну ночь уютно провести дома. — Олег ответил, не поднимая глаз, раздраженно — мол, не нужно задавать глупых вопросов.
— Мне предлагают работу, — как можно небрежнее кинула я.
— Поезжай.
— Платят крохи. Не спросишь куда?
— Нет. Деньги нужны, сама знаешь.
— Ясно… Меня заберут и привезут.
— Ну хорошо ведь.
— Понятно. Я просто подумала, что мы могли бы вдвоем…
— Я же ответил уже.
— Да. Но мы могли бы провести эту ночь вдвоем и…
— Мы и так проводим ночи вдвоем. Я прогуляюсь немного. — Олег встал, спокойно взял ключи и вышел.
Боже, меня доводило до исступления это неуместное спокойствие. Эта немыслимо идиотская привычка прерывать диалог, показывая его никчемность и ненужность. Мне хотелось вскочить, заорать, устроить истерику. Но нельзя. Нельзя при Олеге повышать голос. Я сидела за столом, опустив голову, и некстати подумала, что выгляжу сейчас с падающими на сыр и ветчину слезами очень по-сериальному.
А на следующий день мы обнялись в прихожей, он шепнул «аккуратно там», и я уехала к чертям на горку вести новогодний бал....